Иннокентий Смоктуновский и Павел Луспекаев в фильме «На одной планете».
Можно было, конечно, отметить эпохальное событие показом «Октября» Эйзенштейна, но суть фестиваля в том, чтобы идти нехожеными тропами в сторону неизвестного и подзабытого. Черно-белая ленфильмовская картина «Перед судом истории» Фридриха Эрмлера снята в 1965 году. Это смесь документального и игрового кино, где главным героем стал реальный монархист и ненавистник революции Василий Шульгин. Годы спустя он был приглашен Хрущевым на съезд партии, чтобы воочию убедиться в советских завоеваниях. Потом Хрущева обвинят в том, что вывел врага на трибуну. Но это случится уже после его смещения. А пока 86‑летний Шульгин возвращается на родину спустя 40 лет после эмиграции и ведет на экране диалог о событиях 1917 года с советским историком — аристократом и представителем спецслужб в одном лице. С экрана нам сообщают о том, что Ленин стал святым для миллионов, а его гробница излучает свет. Размышляя об Ильиче, его последователи становятся лучше и добрее. Дальше — кадры 1944 года. Генерал Власов рядом с Гиммлером и представителями русской эмиграции. Закадровый голос клеймит изменника: «Что это? Наглость, безумие или глупость? Он торговал родиной». Народ приговорил таких предателей к позорной смерти или бессмертному позору. Мы увидим цвет российской эмиграции на кладбище под Парижем — десятки людей. А потом показали рабочие моменты, где Эрмлер бьет ребром ладони Шульгина по спине, массирует, примеряет ему разные шляпы, ищет образ. Сам режиссер при полном параде — в костюме и галстуке, словно на партийной трибуне, не в каких-нибудь малиновых шароварах, как теперь.
Показали картины второго и третьего ряда, передающие дух времени и не обремененные яркой индивидуальностью их создателей. В дебютной ленте «На одной планете» театрального режиссера Ильи Ольшвангера 1966 года роль Ленина сыграл Иннокентий Смоктуновский. Получил он ее после того, как был удостоен Ленинской премии за Гамлета в фильме Козинцева. Против его кандидатуры возражали известные кинематографисты, не видевшие в Смоктуновском проявления воли, необходимой Ленину. Вылетел эпизод с Мартовым, которого сыграл Сергей Боярский, отец Михаила Боярского. Смоктуновского не узнать под килограммами грима, но ровно до тех пор, пока он не заговорит. Голос актера ни с каким другим не перепутаешь. Ленин нежно относится к жене в исполнении Эммы Поповой. Это заботливая и скромная супруга, настоящая соратница. «Надя — умница», — с любовью скажет Владимир Ильич. В фильме собран цвет товстоноговского БДТ. В зале даже начали смеяться: «Только Стржельчика не хватает». Ленин проживает на экране всего сутки. Запечатлен момент встречи Нового года в штабе Красной Армии. По дороге на праздник Ильич прямо в машине прибивает жене каблук, который, как назло, оторвался, а другой обуви у Крупской нет. Ленин поздравляет собравшихся с первым Новым годом советской власти. Слушают его, открыв рот. Тут подходит Спиридонов (Евгений Лебедев) и задает вопрос: «Вы православный?». На что Ильич отвечает, что атеист, не православный, а русский. Крупскую приглашают на танец, а у нее каблук на соплях. Ленин находит деликатный выход из ситуации: «Надежда Константиновна очень хорошо танцует, но только со мной». И сам не составит пару наивной девушке, сославшись на то, что не умеет танцевать. Все вальсирующие в тот вечер утром отправятся на фронт. Приближенного к Ленину матроса Николая Григорьевича Маркова простодушно сыграл Павел Луспекаев. Он опробует работу пулемета прямо во дворце и примет посла Испании, которого сыграл вальяжный Ефим Копелян. «Мне начинает нравиться эта работа», — скажет матрос. Ленин подслушивает разговор за стенкой. А потом уже сам примет враждебных послов со всего мира, вплоть до Бразилии. Все это такой театр, что можно лопнуть от смеха. И Ильич, как дитя, тешится, как игрушкой, двуглавым орлом. Эстонский красавец Бруно Оя играет американца Риса Вильямса. Только артисты из советской Прибалтики годились на роли иностранцев. Появляется и жгучий красавец Коба в исполнении Андро Кобаладзе. Его Сталин после неудачного покушения на Ленина скажет: «Это выстрел в революцию». Офицер Решетов, который должен был убить Ленина, признается в том, что не нашел в себе сил сделать это, услышав его выступление, каждое слово Ильича теперь носит в себе. В грузовике везут по Петрограду распятого Христа, а американский полковник Робинс (Николай Симонов) рассказывает, как Библия помогла ему понять русскую революцию. Удивительное смешение, дозволенное советской цензурой. Коммунизм преподнесен как религия, а герои стали апостолами.
Красногорский архив предоставил копию фильма «Праздники революции» начинающего режиссера Игоря Григорьева, снятого в 1972 году. И вот неожиданность: мы увидели другую версию, не ту, что отобрал специалист Госфильмофонда Александр Дерябин. Дело в том, что с картиной, худруком которой стал Михаил Ромм, приключилась удивительная история. Закадровый текст первоначально записал Зиновий Гердт, ставший также соавтором сценария. Но худсовету его исполнение показалось издевательским. В 1972 году фильм получил прокатное удостоверение, но в прокат его не выпустили из-за Гердта. Только в 1974‑м ее увидел зритель. Ради этого сам Ромм прочитал закадровый текст, чтобы спасти работу своего ученика. Но тем и убил ее с художественной точки зрения. А картина любопытная. Дети выходят на улицы с лозунгами: «Мы против пьянства отцов!», «Отец, брось пить!». У ног ребенка — бутылка, которую он разбивает. Титры сообщают: «Водка, выпитая отцом». Трудящиеся несут гроб с изображением бутылки. Многое рассказано о революционной жизни. Вот изобретены калоши для лошадей. Любой конь теперь будет бежать увереннее и быстрее. На свете нет ничего невозможного, и скоро Эльбрус будет говорить с Казбеком. Хорошо в стране советской жить.
На одну из публикаций об «Артеке» в адрес редакции пришло гневное письмо читателя, в прошлом артековца. Он возмущался искажением фактов — описанием того, как половозрелые пионеры, девочки и мальчики, все вместе голышом загорали на пляже и купались в море. А все это запечатлели кадры кинохроники из Красногорского киноархива. И вот уже в Госфильмофонде представили стереофильм «День чудесных впечатлений» знаменитого сказочника Александра Роу. В 1949 году он запечатлел сказочную жизнь в пионерском раю. Памятник Сталину, выход в море на кораблике «Павлик Морозов» и опять купания голышом. И опять зрители в этот момент не верят своим глазам. Но так все и было.
Арт-директор фестиваля архивного кино Петр Багров рассказал о 50 архивных находках последнего времени. Большинство из них не заслуживает внимания. Но кое-что ценное все-таки есть. Шестиминутный немой фильм «Богатый Яша», вернее, то, что от него уцелело, снят в 1926 году Михаилом Авербахом, — о грабителях, напавших на человека, выигравшего в лотерею. А нашел пленку на московской помойке за овощным магазином десятилетний школьник Александр Макаренков еще в 80‑е годы. Увидел коробки, одну из них принес домой и отдал старшему брату. Жаль, что не все коробки забрал на помойке. Брат позднее стал студентом киноведческого факультета ВГИКа. Ту старую пленку его преподаватель, киновед Николай Изволов, и передал в Госфильмофонд. 20 лет она не была атрибутирована и фигурирует как любительский фильм 1920‑х годов.
Еще одна архивная находка — семиминутная «Однодневная стоянка» 30‑х годов ученика Эйзенштейна, Исидора Анненского. Нашли ее в одном из американских киноархивов. Действие происходит на Аляске, но вдруг в кадре появляется советская актриса Галина Кравченко (ее свекром был революционер Лев Каменев, а сама актриса чудом избежала репрессий, но карьера ее завершилась). Так американский немой фильм оказался советским и звуковым. Долгое время считалось, что знаменитая короткометражка «Медведь» с Ольгой Андровской и Михаилом Жаровым — дипломная работа Анненского. Но это его дебют, а вот дипломной работой была «Однодневная стоянка» по рассказу Джека Лондона. В одной из ролей — сидевший в лагерях вахтанговец Николай Гладков. Имя второго актера неизвестно.
Иногда копии одного и того же фильма отличаются. Пример — «Цветы запоздалые» Бориса Сушкевича с участием Ольги Баклановой, позднее уехавшей в США и снимавшейся в 20‑е годы в Голливуде. Сохранилась только вторая половина фильма в двух разных по цвету копиях. Одна — на американской пленке «Кодак», вторая — на немецкой «Агфе». На дореволюционной — финальный титр: «Княжна Маруся умерла», а на более поздней — «Маруся умерла».
